Владимир Рыбин - Здравствуй, Галактика! [Cборник]
Такая настойчивость была непохожа на Руйка, и Бенев принялся одеваться, чтобы быть во всей форме перед вызовом диспетчерской.
Но диспетчером оказалась совсем другая женщина, холодно ответившая, что Громов находится в башне главного телескопа, что он очень занят и просил его ни с кем не связывать.
«Значит, и в самом деле что-то случилось», — подумал Бенев и решил сам отправиться в башню, чтобы на всякий случай быть поближе к Громову.
Он увидел профессора, маленького, сгорбившегося, под огромным, как гора, телескопом. Тихо сел в сторонке и стал наблюдать. Перед Громовым ярко горел экран, куда проецировалось изображение, сфокусированное телескопом. На экране колыхалось, жило, переливалось студенистой медузой ослепительное кольцо с угольно-черной серединой. Профессор неотрывно смотрел на это кольцо, потирая узловатыми пальцами блестящую свою лысину, куполом возвышавшуюся над седенькими волосами у висков. Его неизменная черная шапочка на этот раз лежала на столе. Потом профессор поднялся так тяжело, будто на его плечах лежал груз, шаркая ногами, подошел к пульту связи, поискал пальцами нужную кнопку. Стена перед ним посветлела, и на ее месте возникли рубиновые глаза электронного мозга.
— Кольцо-то растет, — сказал профессор.
— Так и должно быть, — мягким бесстрастным голосом ответил динамик.
— Теперь я и сам знаю, что так должно быть. Но почему ты не предупредил о такой возможности?
— Меня об этом не спрашивали, — все с тем же убийственным бесстрастием ответил голос.
— Но ты ведь знал, что такое может случиться?
— Вероятность была ничтожна, и меня об этом не спрашивали.
— Ты должен был сказать все.
— Я сказал все, что вас интересовало.
— Машина она машина и есть, — в сердцах сказал Громов. — Во все надо ткнуть носом.
Он снова пошевелил пальцами на пульте, и опять пропала стена и вместо нее возник хорошо известный Беневу кабинет Президента Всемирного ученого совета. Президент что-то быстро говорил, глядя прямо перед собой. Но вот он оглянулся и с тревогой посмотрел на Громова.
— Что ты решил? — спросил он.
— Я заварил эту кашу, я ее и должен расхлебать.
— Сначала мы пошлем автоматы…
— Я не могу верить автомату! — неожиданно громко воскликнул профессор. — Без человека в непредвиденной ситуации он будет как тот гениальный дурак, у которого чем гениальнее, тем хуже. Да и нет времени на новые эксперименты.
— Мы будем все контролировать.
— Контроль не отменяется. Но я сам полечу. Это мой долг и мое право!..
— Подумай еще, не торопись, — сказал Президент. — Я соединюсь с тобой через час.
Громов снова посмотрел на экран телескопа и, оглянувшись, увидел сидевшего у двери Бенева.
— Теперь не до вас, голубчик, — почему-то жалобно сказал он.
— Я не отвлекать пришел, а помогать.
— Теперь никто не поможет. Даже этот красноглазый, — он сердито кивнул на пульт электронного мозга, — и тот ничего не обещает.
— А что случилось?
— Что случилось?! — Громов изумленно уставился на журналиста. — Вам никто ничего не рассказал?
— Я ни с кем не разговаривал, прямо к вам.
— Да, голубчик, случилось непредвиденное.
— Эксперимент не удался?
— Более чем удался. Я бы сказал, что еще ни один эксперимент, когда-либо проводимый людьми, не оканчивался таким выдающимся открытием. И такой страшной катастрофой.
— Говорить так журналисту — все равно что быку показывать красную тряпку, — усмехнулся Бенев.
— Увы, голубчик, положение куда трагичнее, чем вы можете себе представить. В результате двух колоссальных встречных взрывов образовалось сверхплотное вещество. В том состоянии, которое нам известно лишь теоретически. Иными словами, мы, вероятно, сотворили «черную дыру».
Он замолчал, вопросительно уставился на Бенева, но тот сидел все такой же спокойный.
— Вам это ничего не говорит?
— По-моему, это даже неплохо. Наконец-то мы решим проблему отходов.
— И тем увеличим ее гравитационное поле?
— По крайней мере, мы теперь имеем возможность изучить этот космический феномен.
— Нет, не имеем. Она будет расти независимо от нас, поглощая космическую пыль, метеориты, энергетические излучения. И мы не знаем момента, когда эта чертова дыра дотянется до земной атмосферы. Вы понимаете, чем это грозит?
— Так взорвать ее! — воскликнул Бенев.
— Вы не пробовали тушить пожар бензином? — серьезно спросил Громов. И потому, что он задал этот вопрос без тени иронии, Бенев понял вдруг, что перед человечеством разверзлась бездна.
— Что же делать? — растерянно спросил он.
— Есть один шанс. И я хочу им воспользоваться. Через четыре часа вылетаю.
— Куда?
— Туда, — он кивнул на экран телескопа, где по-прежнему трепетало огненное кольцо. — Вы проводите меня?..
Бенев вышел в центральный зал обсерватории, над которым был прозрачный купол, остановился у входа. В зале было много людей. Они стояли кучками, громко переговаривались, даже спорили, то и дело взглядывая вверх, где, затмевая звезды, висело необычное небесное тело.
— Уже такое большое?! — сказал Бенев, ни к кому не обращаясь. И хоть не назвал то, о чем спрашивал, его тотчас поняли и несколько человек обернулись к нему, словно обрадовавшись возможности высказаться, заговорили, перебивая друг друга.
— Сама «черная дыра» крошечная.
— Но у нее мощное гравитационное поле.
— Она где-то в самом центре, а кольцо — это что-то материальное, неизвестно почему раскалившееся перед тем, как утонуть в «черной дыре»…
— Неясно, — не удержался Бенев от привычного скепсиса. — Почему мы видим кольцо, а не просто шар? Ведь это «материальное» вокруг, то есть со всех сторон?
Он думал обескуражить вопросом, но люди, жаждущие поговорить на больную тему, только ухватились за подкинутое сомнение, и Бенев невольно стал центром еще одной группки спорщиков. Его окружили, начали каждый по-своему толковать непонятное явление. Уверяли, что все очень просто: если мы видим свет, значит, он излучается, в отличие от совершенно черного центра, что природа излучения неизвестна, поскольку никто во всей обсерватории не может объяснить его. Кольцо же никого не удивляло потому, что в космогонии немало подобного: в одной плоскости движутся планеты вокруг Солнца, да и сами галактики не шары, а сплюснутые звездные скопления… А Бенев по своей журналистской привычке обобщать думал в это время вовсе не о звездах, а о том, что вот и он со своими вопросами стал собирающим центром, как песчинка в перенасыщенном растворе, рождающая кристалл, что, может, от этого земного и привычного не так уж и далеко до законов мироздания?..
